Поезд 008 Алма-Ата – Москва. Возвращаюсь после пятнадцатидневных сборов в Туюк-Су. Таких смешанных чувств у меня не было ни после одного путешествия. Прошло всё очень даже успешно, но совсем не так, как я представляла себе, выезжая из Москвы. Я ехала на сборы с мыслями крепче подружиться с Димкой и Светкой, весело провести время... А в результате приобрела кучу новых знакомых и каким-то образом стала одним из самых результативных участников сборов. Как сказал наш истуктор Сергей Стаценко: «Вот человек вообще приехал сюда фотографировать, а в результате больше всех гор сходил!»
Горы Азии, да ещё зимой, это особая изменчивая, потрясающая субстанция, которая отвращает от себя слабых и влюбляет сильных. Это ночные выходы под ослепительно чёрным небом и рассыпанными по нему звездами, такими близкими, что их будто можно достать руками; и ещё сухой хруст перемёрзшего снега и скрип треккинговых палок по дороге на Мызжелки... вереницы крошечных огоньков без устали взбирающихся вверх по морене на фоне огней ночной Алма-Аты; яркая, ошеломляющая оранжево-красная падающая над пиками звезда, восхитительная и ускользающая будто счастье. И чувство неловкости от своей наивности и бурного высказывания восторга от увиденного... и от того, что сзади идёт угрюмый Андрей, а не жизнерадостный Стаценко. А потом, пока одеваем кошки в старом полуразрушенном домике, слушаем шутки и песни Сергея Фёдоровича... и дальше бесконечный утомительный подъём в ночь на Альпенград, скрежет металла о камни, неоновое зарево рассвета над решётками гор, и безучастно меркнущий месяц, по-восточному, как над минаретом висящий над горбом Маншук-Маметовой.
Горы, обнимающие полукольцом небольшое закованное льдом озеро, по началу встретили меня и всю нашу группу довольно приветливо: ясной, не слишком ветреной погодой и умеренно-сложной тропёжкой к пику Пионер по 1Б. В этом походе мы объединились с группой НП1 Андрея Савенкова, где было пятеро здоровых мужиков. И физически всё далось бы просто, если бы не долбившая меня всё восхождение горняшка. Пока я поднималась на перевал Пионер, мне казалось, что с каждым набранным метром мне наливают по 50 грамм и, делая шаг, я их выпиваю. На самом перевале я немного отошла, но, тем не менее, на вершине чувствовала себя пьяной и абсолютно счастливой. Там Андрей подарил Ане, Сергей Фёдорович и мне по чупа-чупсу как «особо отличившимся». Мы жевали печенье, пили неумолимо остывающий чай из прилипающих к рукам крышек от термосов и смотрели на бесконечные белые хребты на востоке. Массив Заилийского Алатау свернулся с другой стороны как хвост огромного белого дракона, нежещегося в море розового тумана. Это смог скрывал Алма-Ату и нашу будничную жизнь. Сверху он выглядел значительно привлекательнее, чем из города.
Вторая гора встретила наше разношерстное и плохо подготовленное отделение технически сложными скалами, звеняще-синим небом и бешеным шквальным ветром. Строптивая красавица Амангельды выдула и выморозила из нас все силы и так и не пустила на вершину. Спускаясь, я дала себе слово все же её покорить... или даже не покорить, а просто побывать на её вершине и ощутить себя «чуть повыше».
А потом ещё один подъем на Альпенград под порывами моего любимого ветра, сбивающего с ног, откровенный испуг в глазах Димы и опасения в глазах Василия.
– Ну что, не пойдем? Куда сейчас убиваться? – вопросительной взгляд Стаценко.
– Я бы не пошёл... – Дима нахмурил брови и потупил взгляд
– Моя коробочка уже полна! – с ухмылкой заявил Вася
Глаза ожидающе устремились на меня. А мне не хочется строить из себя самую бесстрашную или казаться безрассудной. Но всё же я задумчиво смотрю на рыжие башни Амангельды, вокруг которых страстно обвиваются белые вихри метели и тихо с некоторым сожалением говорю: «А я бы пошла... Но если вы против – то мне всё равно». На этом Стаценко начинает спешно запихивать снарягу в лыжный чехол Димы и они несут её на небольшую каменную полочку у границы площадки Амангельды, испещренной желтыми пятнами. А я смотрю на недостижимую вершину и мысленно говорю ей: «Ну что ж, до завтра, моя строптивая красотка!» Стаценко с Димой возвращаются, Сергей Фёдорович оглядывает нас и делает контрольный заход: «А может всё-таки пойдем?» и хитрым глазом оглядывает нас по очереди... но Дима и Вася уже счастливы мыслью, что скоро будут пить чай дома.
Потом неспешный спуск вниз на свежих ещё ногах и занимательные беседы с инструктором, возвращение в тёплый домик и наплывшее почти сразу после того, как мы преступили порог, густое, почти осязаемое молоко. Видимость не более 500 метров и густой мокрый снег, поглощающий звуки.
Неизрасходованную энергии надо было куда-то деть, и Стаценко, сжалившись надо мной, обещал провести ледовые занятия на тренажере (сосульке, намерзшей из воды, текущей из трубы у дороги, ведущей вниз в Чимбулак). Пока он ходил в «Заречье» – в столовую к Ермачеку за короткими верёвками, я стояла по колено в снегу у домика и смотрела на трёх чёрных азиатских ворон, сгорбившихся на остове огромной, обломанной тянь-шаньской ели.
– Сейчас на сосульке два отделения – Пучинина и Лаврова, так что пойдём после обеда, – сообщил Сергей Фёдорович.
Я согласилась, но самой не сиделось на месте – одеваю кроссовки и иду смотреть, что там делает народ на сосульке, пока Стаценко кемарит на тёплых нарах в домике.
Прохожу мимо хозяйства Марата: небольшой баньки, хлева с коровенкой, будки со злобным барбосом, рвущимся с цепи, прикреплённой к ошейнику побитым «Еремелем». Мелкая серая шавка на этот раз не осмелилась меня укусить.
Я шла, слушая циканье синиц в еловых лапах и провожая глазами стежки горностая по свежему снегу.
Из-за морозов сосулька в этом году намёрзла большая, но при резком потеплении (случившимся с утра) вода, бившая из трубы и формировавшая её, стала разъедать изнутри голубой тренажёр, и у его подножья уже начали образовываться лужи. На бирюзе припорошенной снегом поверхности копошилось довольно много народу – как-никак два отделения. Кто учился закручивать буры, кто баловался с фифами, кто безнадежно пытался вогнать в лед тупой ледоруб. Пучинин как всегда приветствовал меня слащавым «Оленька, здравствуйте!» После чего мы пообменивались любезностями минут 5 и подошел Лавров. Зашёл разговор про лёд и я высказала предположение, что он здесь мягковат для полноценной тренировки...
– Вот на Маншук-Маметовой, наверное, интересно было бы потренироваться, – заключила я.
– Но, видишь, очень много времени надо тратить – подход слишком длинный – возразил Пучинин.
– Ну, мы вроде собираемся идти с ночёвкой по Пионер, там в качестве отдыха можно и на ледник сбегать... – мечтательно протянула я.
– А что это у тебя с кроссовками? – встрял в разговор Лавров.
– Ну, понимаете, просто подошва отвалилась и я его заклеивала, но чтобы придавить наступила на него ногой и он приклелся криво, но так как изначально они были велики на размер...
Мои объяснения были прерваны дружным смехом Сергея и Андрея.
– Ты посмотри, и штаны тоже скотчем зашиты, – продолжил Сергей и указал на серые латки из армированного скотча на мох видавших виды штанах.
– Всё-таки вы неисправимы романтик, Оленька! – завёл свою обычную шарманку Пучинин – Другие в спантиках вчера в Москву улетели, а вам бы в рваных кроссовках да под Маншучку, и рубится, рубится!
На этих словах я засмеялась и, неосторожно преступив ногами, продавила влажный снег и опустила ступню в колкую вязкую жижу. После чего я медленно и спокойно подняла ногу и смотрела как комья мокрого снега падают с небрежно чиненного бота. Народ сразу засуетился вокруг меня и закричал:
– Беги скорее в лагерь!
– Бегом беги, не останавливайся!!!
Ну, я подумала, что действительно неохота сейчас болеть – завтра же на Амангельды! И, не торопясь, побежала вверх по скользкой дороге, одной рукой придерживая фотик, а во второй держа мешающую мне теперь палку. Бежать в куртке и с барахлом было жарко и неудобно, плюс неожиданно бил по легким недостаток кислорода. Стаценко и помороженный на 2А Амангельды Владимир посмеялись надо мной, когда я запыхавшись вбежала в домик и стала отжимать носки. На обед я пошла в одном своем кроссовке и в одном турботе моей невезучей товарки Ани, у которой был отбит палец ноги.
После обеда мы с Сергей Фёдорович в гордом одиночестве провели ледовые занятия. Я обновила свои платформенные Stubai – в них по льду ходилось как по паркету. И вообще в этих кошках и со светкиными тяпками предвигаться по сосульке было просто и совсем не страшно. Я колбасилась там под присмотром инструктора где-то с час, пока мне не стало совсем скучно и мокро – от каждого удара тяпок сосулька обдавала меня тучей ледяных брызг.
В лагере выяснилось, что завтра с нами в качестве руководителя пойдёт Толя – знаменитый мальчик, просидевший летом 6 часов в трещине на Кавказе. Мы поболтали с Толяном и московская компания (Илюха с женой Сашкой, Вася и Катя) зазвала нас вечером в баню к Марату, которую они предусмотрительно заказали. Мы немного сомневались – завтра в маршрут всё же, есть опасность заболеть, но в конце концов не смогли устоять. Марат в этот раз натопил так, что из печной трубы шёл не дым, а вырывалось красноватое пламя, а вода в котле (прошу заметить, без крышки) закипела. В общем, из нас почти получились «альпинисты на пару», но мы всё равно были очень довольны – отошли натруженные мышцы и у меня даже почти пришли в норму сильно болевшие голени, приявшие форму одолженных у подруги Koflach’ей. В общем, отлично подготовились к завтрашнему штурму!
На следующий день Амангельды встретила нас почти такой же суровой погодой, порывами шквального ветра и снежной крупой в глаза. Маршрут начался с относительного просто подъёма и адского холода даже в бахилах. Потом были затёкшие руки и замороженные бёдра при страховке Толика, отмерзающие и немеющие даже в BDшных крагах пальцы в жумаре, с трудом выбиваемые усталыми руками крюки... Долгожданная самостраховка и бесконечные попытки прокричаться вдовоём с лидером сквозь бешеную снежную круговерть: «Перила Своообооооооодныыыыыыыы!» Мы кричали минут 10. Это я виновата – забыла выбрать слабину у перил, как просил инструктор – холод отупляет.
И никакого ощущения вершины! Вот она, покорилась, суровая Амангельды, но всё оравно душит леденящим своим дыханием. Мы с Толиком подвигаемся поближе друг к другу как птички на жёрдочке, и сидим на корточках, пока ноги окончательно не онемеют и следим, как колышится перильная веревка. Вылезает улыбающийся сквозь холод Вася – он счастлив, что добрался. Мы становимся в кружок лицом друг к другу и пытаемся защитить глаза от ветра, но так душно долго стоять.
Утомительное ожидание Димы, крики Стаценко внизу явно не нам и раздающиеся откуда-то из космоса голоса отделения Пучинина, идущего по 2А. Наконец поднимается Дима и очень скоро после него показывается оранжевая каска Стаценко и слышится его справедливая брань за нашу медлительность. Ввязываемся в верёвку и спускаемся по 1Б – инструктор первый, я последняя. Дикая боль и резь в глазах, ожидание продвижения связки, стыд за снисхождение к неуклюжему Диме, в рваных движениях которого сквозит страх. И ты ждёшь и терпишь боль, слепнешь на время и судорожно трёшь глаза в попытках прозреть. И быстро сбегаешь вслед за Димой по нагромождению скал в надежде найти в низу ветровую тень... И не находишь. А потом, уже внизу в кулуаре, ждешь продвижения группы, смотришь вверх и видишь маленькую фигурку Андрея Пучинина на гребне Амангельды – фигурку сильного и бесстрашного человека, командующего десятью новичками, владеющего в данный момент их жизнью. Что же забыл человек среди бури, в этом мире камня, снега и льда? Меня захватило чувство восхищения безрассудством и силой этого муравьишки – самого слабого и самого изобретательного из всех животных, с упоением испытывающего свои силы до конца!
Спустились по кулуару к началу 2А, стало легче, ветер уже не так задувает в лицо. Вышли на связь.
– Ну что, вот это настоящий экстрим! Почувствовали? – с весёлыми искорками в глазах говорит Стаценко.
– Да уж, веселуха, – улыбаюсь я, достаю фотик в первый раз за день и запечатлеваю заиндевевшие физиономии моих спутников.
Потом был быстрый спуск к Альпенграду, и невозможность налюбоваться красотой башен Амангельды, объятых бурей: вихри метели обвиваются вокруг и понимаются вверх по жандармам, существуя в своем невообразимом космосе, в котором мы только что были и в котором ещё остались наши товарищи.
Потом был резко ударивший на Мынжелках сорокаградусный мороз, отъезд Васи и Сауле, переформирование отделений, занятия, занятия, прогулка в Медео на «гондоле», и ожидание выхода в горы. А покамест тренировка работы первым и надежда наконец-то применить эти навыки.
Следом был отказ от ночёвки под маршрутом из-за морозов (по настоянию Ермачека) выход в 4 утра и китайский поход на Учитель 2А с также оставшимся в одиночестве (без отделения) Ваней и «серой лошадкой» Леной.
Последняя в результате оказалась очень упорной, хотя и очень медленной, а кроме того довольно истеричной особой, не умеющей, например, жумарить с прусиком и впадающей в ступор при попытках её этому научить. Хотя, на этом восхождении все мы жутко тупили (кроме инструктора, конечно):
1) Я почему-то решила что первую верёвку (как потом оказалось ключевую) быстрее будет пролезть, чем жумарить – снизу она казалась элементарной, а заветы Стёпы про быстрое лазание я хорошо помнила.... В результате я, конечно, вылезла карнизик из большой квадратной пробки во внутреннем углу, но это заняло несколько большее время, чем я бы жумарила.
2) Потом Лена тупила с проходом по вторым перилам, психологически довольно страшным, хотя не сложным. Её пришлось выпускать на верхней страховке, что заняло дополнительное время.
3) В завершение всего Ваня разобрал нижнюю станцию на вторых перилах, хотя перед восхождением десять раз было оговорено, что спуск осуществляется по пути подъёма. Стаценко на него конечно наорал, а Ваня сильно расстроился, хотя зря.
Закончилось всё успешным подъемом в связках на вершину, традиционным фото на морозе, обзором мира у твоих ног под порывами жестокого ветра и спешным спуском вниз в надежде ничего не отморозить.
Апофеозом спортивной части сборов был подъём в 2 и выход в 3 на Панфиловцев 2Б. «Тот кто был на этом маршруте – настоящий третьеразрядник» – с усмешкой говорил Стаценко. Изначально шли мы впятером: Стаценко, Ваня, Лена, ещё один инструктор Андрей и я. Началось всё с отставания Лены почти на час от основной группы. После долгого ожидания её в палатке на Альпенграде инструкторами было принято решение отправить её домой – был реальный риск замёрзнуть, мороз перед рассветом крепчал. На перевал Панфиловцев вышли с первыми лучами солнца – в 8:30.
Горы подарили нам этот день за всё пережитое – ясное синее небо, тёплое солнце и ни ветерка! Андрей работает первым, его страхует Ваня, за ним Стаценко, я замыкаю – привычная работа по выбиванию крючьев и разбору станций.
В какой-то момент Сергей Фёдорович спрашивает:
– Поработаешь мухой-цикатухой?
– А как это? – недоуменно переспрашиваю я
– Ну, пойдешь последней траверсом с верхней страховкой
– Да, конечно! – даже не дослушала я
Мне кажется, что Стаценко переживает больше меня, а мне хорошо на солнышке – если нужно, сделаем, ну полетаем, если что. Вщёлкиваю в обвязку две верёвки, разбираю станцию и обхожу большой бульник – вижу свою стеночку. По узкой полочке надо пройти метров 7 над обрывом – лазание никакое, держаться везде есть за что, но холодно блин и снега много. По дороге надо еще выбить крюк одной рукой, другой придерживаясь при этом за рельеф. Ну ничё... поборолись и справились, пальцы только онемели. Меня при этом напряжённо страхует Андрей – когда я выбираюсь на площадку со станцией, он облегчённо выдыхает. Дальше ключевую верёвку лезет Андрей, причём не очень-то и быстро, за ним жумарит Ванька.
Мне снова достаётся маятник... Но я уже привыкла. Стаценко с улыбкой говорит, вщёлкивая жюмар: «Ну, Оленька, ты молодец – ты справишься!» и подмигивает. Маятник прошел незаметно, но вот один крюк выбить не удалось – хороший титановый крюк теперь живёт на маршруте. Ближе к вершине силы покидают – последнюю верёвку ползу по развалюхе буквально на пузе. В конце верёвки неожиданно становится полого – дальше на вершину по снежной перемычке пешком. Перед финальным рывком пьём чай на солнышке и любуемся привычным уже видом Заилийского Алатау. При этом Андрей говорит мне кучу всяких гадостей... Странно это, но ладно, что только не случается от недостатка кислорода.
На вершине встречаем прогуливающегося там как по бульвару Булычева (тоже живущего с нами в Туюк-Су сухонького и вроде как суперопытного спортсмена).
– Что-то долго вы выбирались на вершину, – язвительно замечает он.
При этих словах хочется ему вмазать...
Вниз спускаемся по тропе, сделанный давеча Лавровым (пусть земля ему будет пухом!) и Васей. Выходим на связь. Всё ещё ни ветерка и жарит солнце – просто курорт! Чем ближе к Альпенграду, тем меньше хочется спускаться вниз. Иду медленно, любуюсь островерхими очертаниями гор, контрастными сочетаниями тёплых и холодных тонов, как на картинах Рериха. Раньше я считала цвета на его картинах гиперболизированными, теперь я понимаю, что даже он не мог передать всего их разнообразия и яркости.
Стаценко ждет меня на Альпенграде – широкоплечая невысокая фигурка в синей штормовке.
– Девушка, а можно с вами познакомиться? – неожиданно спрашивает он.
– Можно, наверное... – рассеянно отвечаю я
– А как вас зовут?
– Ольга! – теперь я хитро улыбаюсь
– А я Сергей, – и щурится на солнце
– Очень приятно! – оба смеёмся
Традиционный чай с бутерами в полуразрушенном домике на Мынжелках как прощальная трапеза и спуск по дороге под только что родившимся месяцем. Шагаем и болтаем как старые друзья!
Эх, Горы – вы дарите людям радость познания себя и товарища и свою непостижимую красоту, пуская в свой мир тех, кто осмелится постучаться... Надеюсь, я еще вернусь именно в ЭТИ горы!!!